Почему российский культурный бомонд решил эвакуироваться за рубеж на ПМЖ

Они вспоминают пьесу "Бег", философский пароход и сравнивают себя с благородными офицерами и дочками георгиевских кавалеров. Они пишут в Сети целые повести о том, почему они поступают так. Они пытаются убедить всех в своей правоте, но прежде всего — самих себя. И это получается так себе.

Прежде всего потому, что Монеточка не тянет на Зинаиду Гиппиус. А в Андрее Макаревиче не найти черт философа Бердяева. Максим Галкин, увы, не Вертинский. А Дмитрий Быков не Бунин — тот писал кратко и ёмко, Быков же графоман с избыточным гоном строки.

Сто лет в Париже белоэмигранты надеялись создать альтернативную Россию, систему управления, культурную программу, чтобы со всем этим триумфально вернуться назад и опрокинуть выскочек-большевиков. У них были все шансы — цвет культуры, цвет науки, высшая аристократия, стоявшая у руля империи. Только переформатируй правильно — и вот она, новая элита у руля страны, заведённой в тупик большевиками.

Но не получилось ничего. Даже своей эмигрантской культуры: самый молодой из уехавших писателей — Набоков — вскоре вообще перешёл на английский и перестал себя к этой эмигрантской среде причислять.

Впрочем, их можно было понять, тех уехавших. Их Россия канула в Лету — чины, титулы, балы, юнкера, хруст французской булки. Они были наверху, а теперь их же холопы уплотняют им роскошные квартиры. Лучше, конечно, таксистом в Париже, там хоть не узнают, если кепку на глаза надвинуть.

Они бежали от позора или от смерти. А вот от чего бегут наши самоназначенные культуртрегеры? Что не поётся Макаревичу? Почему грустит Гребенщиков? Их же не особо пугала далёкая война в Сирии?

Они не бежали из страны даже во время обеих чеченских кампаний, хотя тогда взрывались московские дома и поезда метро. Не бежали во время возвращения Крыма. Не бежали во время первой битвы за Донбасс. А сейчас вдруг побежали. Почему?

Сначала посмотрим, что они говорят. Пишут о московском комфорте, о том, как легка и вкусна столичная доставка, как удобен каршеринг и электросамокаты на тротуарах. Но… Теперь невозможно им катить на самокате, когда рвутся снаряды над вильной Украиной. Им противно вторжение ненавистной армии в сопредельную страну. Им невыносимо видеть, как беспомощен симпатичный им артист в кресле главнокомандующего, с которым не хочет разговаривать Кремль. А ведь он такой демократичный, кокаин, как они, любит, свой в доску.

Эти объяснения — поверхность, а глубины приоткрываются потом. Кинокритик Антон Долин вдруг признаётся, что не понимает культа Пушкина и Бродского — русские поэты двух веков насквозь имперцы. Ему ближе Пригов, а имперцев Долин предлагает сбросить с парохода истории, чтобы перевоспитать российский народ, чтобы никогда больше ничего имперского, чтобы только пончики с глазурью, кока-кола и пицца-хат в головах.

Это очень важная проговорка — ни во время чеченских кампаний, ни во время Крыма не было так отчётливо ясно, что началась борьба двух миров. И они сразу выбрали сторону. Интуитивно.

Стало понятно, что из этой битвы Россия может выйти только победительницей, сильной и чётко понимающей свои приоритеты. Приоритеты эти не в наличии импортной газировки, смартфонов и роликов "Тиктока". Приоритеты эти в осознании своего суверенитета, самодостаточности.

Именно от этого и бегут: от ужаса, что никогда больше Запад не будет сияющим холмом — на холме этом трава пожухла и почва больше не плодородна.

Но изменить мировоззрение не так просто. Они говорят, что хотят построить новую Россию. Но проблема в том, что ни в какой России они не жили — они жили в своём придуманном мире, где столица за океаном. Они жили в колонии, и им нравилось представлять себя в ней посланцами метрополии.

Потому им так страшно, что они теряют этот статус, потому что вдруг обнаружили, что никакой колонии нет и не было. А была страна, а в ней народ и своя культура. И заменить Пушкина Приговым в ней невозможно.